Euro-Asian Jewish Policy papers, No 41 (7 December 2020)
В силу исторических причин, еврейское население не только крупных городов бывшей «черты еврейской оседлости» Российской империи, но и Москвы дольше сохраняло черты традиционной этнической культуры, в том числе – идиш, чем это происходило, например, в «северной» российской столице, где современная еврейская культура изначально развивалась преимущественно на русском языке. Но сегодня интерес в Петербурге к идишу растет. Идиш приобрел прелесть эксклюзивности, чего-то, что не связано ни с государством, ни с идеологией, а только с романтическим прошлым, искусством и литературой. Очевидно, что корни и следствия данных, почти неисследованных процессов, нуждаются не только в фиксации, но и в интерпретации и научном анализе. Что актуально как в академическом плане, так и для практической деятельности еврейских организаций и общин.
Предисловие редактора серии
Среди важных итогов масштабного социологического исследования евреев постсоветского пространства, проведённого в 2019-2020 гг. ИЕАЕИ под руководством автора этих строк по инициативе Евро-Азиатского еврейского конгресса, были и данные, отражающие динамику становления новой еврейской идентичности в столичных городах бывшего СССР. Эти данные позволяют критически переосмыслить все еще распространенное не только на уровне массового сознания, но и в профессиональных кругах убеждение, что социальный облик еврейских жителей Москвы, Санкт-Петербурга, Киева или Минска примерно одинаков и противопоставлен, скорее, евреям российской, украинской и белорусской провинции, нежели друг другу. Однако данные исследования показали заметные различия реакций на одни и те же социальные и культурные явления в самой еврейской среде среди москвичей, петербуржцев, киевлян и минчан еврейского происхождения. Равно как и особенности их связей с нееврейским окружением стран проживания, в том числе, в области политики, экономики и культуры в самом широком понимании этих сфер.
Разумеется, данные, почти неисследованные процессы[i], весьма актуальные как в академическом плане, так и для практической деятельности еврейских организаций и общин, нуждаются не только в фиксации, но и в интерпретации и научном анализе. Среди прочего, важно понять, почему Москва, по сравнению не только со столицами Украины и Беларуси, но и Петербургом, выглядит некоторым «оплотом имперскости» несмотря на то, что в опросе участвовали представители этнического и религиозного меньшинства. И в то же время, именно в Москве в 2,5 — 3 раза выше, чем в других столичных городах, оказалась доля определивших принадлежность к еврейству знанием идиша, еврейско-бухарского или еврейско-горского языков. Возможно, это обусловлено более высоким (по сравнению с Ленинградом/Петербургом) уровнем сохранения этнических черт в процессе формирования еврейского населения Москвы. И если так, то в чем же причины указанного феномена?
Один из возможных ответов на указанный вопрос – в нижеследующем очерке известного петербургского этнографа, профессора Валерия Дымшица.
Проф. Зеэв Ханин, председатель академического совета ЕАЕИ
Идиш: язык и еврейская культура в Петербурге и Москве: мнение этнографа
Петербург-Петроград-Ленинград, и снова Петербург, никогда не был еврейским городом. Петербург накопил немало еврейских сокровищ в своих архивах, музеях и библиотеках, сыграл немалую роль в еврейской истории, науке и культуре, даже в истории идиша. Здесь в 1901 году С. Гинзбург и П. Марек издали первый сборник еврейских народных песен; здесь в 1904 году стала выходить первая в мире ежедневная газета на идише «Дер фрайнд». Но, повторюсь, еврейским городом в том смысле, в каком «еврейскими» городами были Одесса и Варшава, или, в наше время, стал Нью-Йорк, он никогда не был.
До революции в Петербурге жили евреи, имевшие право жительства: богатые, европейски образованные и говорящие по-русски. После революции они эмигрировали. Их потомки и сейчас живут, например, в Париже. После гражданской войны в Петроград-Ленинград хлынули евреи из бывших местечек «черты оседлости», в основном из северо-восточной Белоруссии: Могилевской и Витебской губерний, расположенных ближе всего к Петербургу. Замечу, что евреи из этих недалеких от Пскова и Смоленска, то есть от Великороссии, мест уже в начале ХХ века говорили по-русски лучше, чем большинство евреев Российской империи. До сих пор 80% евреев Петербурга – потомки тех белорусских мигрантов. Это похоже на еврейскую общину Южной Африки, которую почти целиком составляют выходцы из Ковенской губернии.
Перед Второй мировой войной в Ленинграде жило уже больше 200 тысяч евреев. И все-таки Ленинград так и не стал еврейским городом. А всему виной квартирный вопрос.
Перед революцией в Москве жило полтора миллиона человек, а в Петербурге – почти три миллиона. После революции и Гражданской войны Москва, ставшая столицей, оказалась переполнена населением, которое стремительно росло, а в Петрограде осталось всего 700 тыс. жителей. На протяжении 1920-30-ые гг. евреи из местечек бывшей черты хлынули в Москву и Ленинград в поисках работы, а еврейская молодежь в поисках образования, ведь теперь для них были открыты и университеты, и все остальные высшие учебные заведения. В пустом Ленинграде еврейские мигранты расселялись по всему городу, став непременным атрибутом огромных коммуналок в бывших «генеральских» квартирах, и быстро растворились в окружающем русском населении. В Москве, где свободного жилья не было, переселенцы, в основном с Украины, создавали еврейские слободы на окраинах города и в предместьях: Черкизово, Марьина Роща, Останкино, Салтыковка, Малаховка. Пик притока евреев пришелся на начало 1930-х гг.: это были украинские евреи, бежавшие от Голодомора. Возникли типичные эмигрантские «гетто», в которых еще в 1950-60-х гг. на идише говорили не только старики у себя дома, но и люди разных возрастов друг с другом на улице. В Ленинграде евреи поголовно стали русской интеллигенцией, в Москве некоторые остались еще «немножко евреями», ну, если не они сами, так их родственники. Один мой коллега, историк и сын историка, выпускник Ленинградского университета, рассказывал, что, когда он ребенком приезжал на каникулы к бабушке в Малаховку (пригород Москвы), бабушка не давала ему обед, пока он не попросит еду по-еврейски. Пришлось выучить, правда, потом он опять все забыл. В Ленинграде представить себе такую историю трудно.
Несколько упрощая ситуацию, можно сказать, что в Москве еврейство еще долго оставалось не только религией и идеей, но еще и повседневностью, бытом, а в Ленинграде оно им никогда и не было.
С самого начала еврейская жизнь в Петербурге строилась на основе русского, а не идиша. На русском издавали старейший русско-еврейский журнал «Восход». На русском писали свои работы А. Гаркави, С. Дубнов, С. Гинзбург, И. Гессен, С. Ан-ский, С. Цинберг. Между прочим, когда в 1929 году закрыли Еврейское историко-этнографическое общество, его музей и журнал «Еврейская старина», то основанием послужила не только немарксистская идеология этих организаций, но и то, что они работали на русском, а не на идише. Тогда считали, что русский – это, наряду с ивритом, язык еврейской буржуазии, а идиш – еврейских трудящихся.
В 1920-30-х гг. советская власть покровительствовала идишу, но это ему мало помогло в Ленинграде. Даже в эти благоприятные для идиша годы в Ленинграде не удалось создать профессионального еврейского театра, хотя попытки предпринимались неоднократно. Тогда же в Ленинграде была всего одна еврейская школа, созданная при детском доме для еврейских сирот – жертв Гражданской войны. (Правда, руководил этой школой замечательный фольклорист, ученик Ан-ского, Зиновий Кисельгоф). В 1938 г. закрыли и эту школу, и Евдомпросвет (Еврейский дом политического просвещения) с его кружками, самодеятельным Евтрамом (Театром рабочей молодежи) и библиотекой. В том же году арестовали Израиля Цинберга, дописывавшего на идише свою многотомную историю еврейской литературы. Еврейская культурная жизнь, и до этого не особенно богатая, замерла. Только рукописи и книги на иврите и идише в Публичной библиотеке продолжали, теперь уже понапрасну, ждать своих читателей.
В Ленинграде никогда не жил ни один заметный еврейский писатель, писавший на идише. Зато здесь прожил свою недолгую жизнь отвергнутый властью классик литературы на иврите поэт Хаим Ленский. Одним словом, в Ленинграде, ни в официальной культуре, ни в культуре андеграунда, идишу места не находилось. Ленинград был не то, чтобы враждебен евреям, он был к ним равнодушен: силой своего архитектурного ландшафта быстро делал из них, также как из других своих жителей, абстрактных европейцев, далеких от любых этнических корней.
Так обстояло дело до самой перестройки. В конце 1980-х гг. еврейское культурное движение вышло из подполья и стало массовым. Среди многих вариантов новой еврейской идентичности, наряду с религией, ивритом, Израилем, вдруг замаячили образы штетла. Собственно, это началось еще до перестройки: авторы, группировавшиеся вокруг выходившего в самиздате альманаха ЛЕА («Ленинградский еврейский альманах»), интересовались в основном историей и фольклором, ощущая себя законными наследниками Дубнова и Ан-ского.
В 1989 году возник Ленинградский еврейский университет (ныне Петербургский институт иудаики) и одновременно стали проходить первые экспедиции на Украину в поисках следов исчезнувшей «цивилизации штетла». Первых участников экспедиций интересовали главным образом памятники материальной культуры – следы величественного прошлого: синагоги и кладбища. В целом, глядя из сегодняшнего дня, можно сказать, что это был чистейший национальный романтизм в духе начала ХХ века, в духе Ан-ского, недаром первые экспедиции работали именно там, где проходили экспедиции Ан-ского.
Для общения с людьми, со все еще многочисленными тогда провинциальными евреями, говорящими на идише и являющимися носителями фольклора, не было ни навыка, ни языка, ни понимания. Немало воды утекло с тех пор. Из числа участников тогдашних экспедиций, начинавших как любители, вышло несколько известных исследователей еврейской культуры Восточной Европы. Но идиш поначалу все еще оставался на периферии сознания новой генерации исследователей. Ведь не то, что родители – уже бабушки и дедушки участников этой ленинградской группы не говорили на этом языке.
И все-таки идиш постепенно стал пробивать себе дорогу, становясь стержнем новой петербургской еврейской идентичности. Ворота бывшего Советского Союза стояли открытыми так долго, что все, кто хотел эмигрировать, смогли осуществить это решение. Оставшимся, если они хотели остаться евреями, нужна была позитивная самоидентификация. Религия привлекла далеко не всех, зато идиш, штетл, еврейская музыка, литература и искусство выглядели для кого-то интересной культурной альтернативой.
Старые экспедиционные маршруты наполнились новым содержанием: с 2004 года экспедиции ориентированы на фольклорно-этнографические исследования в бывших штетлах Юго-западной Украины, где еще осталось коренное еврейское население. Эти экспедиции проводит Центр «Петербургская иудаика» в Европейском университете в СПб. Необходимым инструментом в работе экспедиций стал идиш.
Одновременно, при Центре работает группа переводчиков, которые хотят познакомить русского читателя с еврейской литературой. В Центре «Петербургская иудаика» читают курсы по идишу, литературе на идише, традиционному еврейскому искусству, еврейской этнографии и фольклору. Эти занятия проводятся не только силами преподавателей Центра, но и перед слушателями выступают такие замечательные ученые как др. Крутиков, др. Эстрайх, проф. Роскис.
Другим «идишским» местом в Петербурге стал Петербургский общинный центр. Там тоже есть курсы идиша, а также идиш изучают дети и подростки в воскресной школе. Кроме того, «тяжелая артиллерия» Общинного центра – это музыка.
Интерес к идишу растет, так как когда-то рос интерес к ивриту. Иврит потерял прелесть запретного плода, но зато стал ассоциироваться с рутиной общедоступных израильских программ. Идиш приобрел всю прелесть эксклюзивности, приватности, чего-то, что не связано ни с государством, ни с идеологией, а только с романтическим прошлым, искусством и литературой. Ведь у молодежи, изучающей идиш и увлекающейся культурой штетла, нет ни к идишу, ни к штетлу идиосинкразии, которая была у их еврейских бабушек и дедушек, в молодости бежавших из штетла. Сплошь и рядом у тех, кто изучает идиш, поет еврейские песни, ездит в еврейские экспедиции, нет еврейских бабушек и дедушек. Еврейская культура, особенно еврейская музыка и песня, начинают привлекать и нееврейскую молодежь.
Конечно, можно сказать, что вся эта деятельность не имеет под собой ни почвы, ни корней, ни традиций. Но ведь недаром Петербург самый вымышленный город в Европе, так что и идиш тут может быть только вымышленным. Сейчас на карте Росси именно Петербург, а не Москва, в которой когда-то идиш имел крепкие корни, стал основным центром преподавания идиша и изучения культуры евреев Восточной Европы. Как тут не вспомнить старый анекдот: когда-то, в первой половине XIX века евреев в Петербурге почти не было. Потом, после реформ Александра II, за считанные годы в Петербурге появилась значительная еврейская община. Мемуарист, вспоминая это время перемен, писал с гордостью: «Чем был Петербург раньше – пустыней, что он такое теперь – Бердичев».
[i]Статья Зеэва Ханина «Еврей в большом городе: социокультурный портрет еврейского населения Киева, Минска, Москвы и Санкт-Петербурга», опубликованная научном и публицистическом альманахе ЕАЕК «Евреи Европы и Азии: состояние, наследие и перспективы» (Т. 2, 2019-2020/5780. – Иерусалим: ИЕАЕК, 2020, сс. 36 – 64), насколько нам известно, является первой научной публикацией на этот счет.