EAJ Policy Papers, No 16 (March 17, 2019)
В марте 2019 года отмечается 70-летие завершения краткой, но весьма насыщенной миссии Голды Меир в качестве первого посла Государства Израиль в СССР. Наиболее известными стали ее многократно описанные визиты в московскую синагогу, сопровождавшиеся массовыми проявлениями поддержки Израиля со стороны советских евреев. Потому неслучайно, что с этими событиями, помимо документально подтвержденных фактов, связано немало кочующих по публицистической и академической литературе представлений, о достоверности которых по-прежнему идут дискуссии.
Предисловие редактора
Среди нерядовых событий марта 2019 года можно отметить две круглые даты, связанные с именем видного общественного и государственного деятеля Израиля Голды Меир. Первая – завершение оказавшейся краткой, но весьма насыщенной миссии Голды Меир (тогда Меерсон) в качестве первого посла Государства Израиль в СССР и, по возвращении, ее назначение министром труда и соцобеспечения Израиля. Вторая ‑ 60-летие состоявшегося ровно 10 лет спустя после этого события избрания Голды Меир премьер-министром Израиля, что стало первым и, если не считать нескольких месяцев функционирования в 2008 году в качестве исполняющей обязанности Премьера «переходного» кабинета Циппи Ливни, последним на сегодняшний день прецедентом назначения женщины на этот пост.
Из событий московской миссии Голды Меир наиболее известными стали ее многократно описанные визиты в московскую синагогу, сопровождавшиеся массовыми проявлениями поддержки Израиля со стороны советских евреев. Потому неслучайно, что с этими событиями, помимо документально подтвержденных фактов, связано немало кочующих по публицистической и академической литературе представлений, о достоверности которых по-прежнему идут дискуссии.
Ниже следует эссе Якова Ливне, описывающее публичный аспект деятельности Голды Меир в Москве и исторический комментарий д-ра Бориса Морозова. Оба автора являются кураторами, с израильской стороны, совместного российско-израильского академического проекта публикации прежде закрытых документов из архивов двух стран. Очевидно, что их введение в научный оборот позволит пролить свет на многие малоизвестные события истории.
Яков Ливне: Посол в истории – 70 лет со дня визита Голды Меир в хоральную синагогу Москвы[1]
Семьдесят лет назад, в сентябре 1948 года, в Москву прибыла первый посланник государства Израиль в Советском Союзе Голда Меир. Никто не мог предположить, насколько драматической окажется эта дипломатическая миссия.
Москва имела первостепенное значение для молодой израильской дипломатии. Наряду с Соединенными Штатами, СССР первым признал Израиль. Без поддержки и содействия Москвы в Организации Объединенных Наций принятие 29 ноября 1947 года исторической резолюции о разделе подмандатной Палестины было бы невозможно. СССР санкционировал продажу нам оружия из Чехословакии, без которого Израилю было бы гораздо труднее выстоять на первых этапах Войны за независимость.
Израильские дипломаты в Москве должны были в первую очередь сохранять и укреплять эти внешнеполитические связи, но у них была и другая цель: навести мосты к советским евреям, контакты с которыми оборвались в конце 1920-х годов. Около трех миллионов евреев погибли на территории Советского Союза во время Холокоста; из оставшихся двух с половиной миллионов многие хотели эмигрировать в Израиль. Израильские дипломаты надеялись, что удастся открыть для них эту возможность, но они не имели представления о том, насколько москвичи еврейского происхождения могут открыто декларировать свое еврейство.
На Рош ха-Шана (праздник Нового года по иудейскому календарю) израильские дипломаты отправились в хоральную синагогу Москвы. Они совершенно не были готовы к тому, что произойдет дальше. Когда они прибыли к зданию, там их уже ждали тысячи людей. Заместитель Голды Меир рассказывал, что “немедленно разразились бурные аплодисменты, крики на иврите “Шалом!” и “Ура!”, которые не умолкали довольно долго”.
Следующий визит израильтян в синагогу состоялся уже в Судный день (Йом Кипур). “Когда началась поминальная молитва (“азкара”) в честь бойцов Армии обороны Израиля, погибших в ходе Войны за независимость, ‑ докладывала Голда правительству в Иерусалиме, – массы молящихся со слезами на глазах, в полном молчании, в атмосфере священного трепета, наблюдали, как салютует израильский военный атташе. Я не могу описать словами то, что происходило в тот момент в этой огромной толпе. Это было просто непостижимо”, – признавалась она.
Голда не сообщила в отчете правительству о собственных чувствах в тот момент. Мой дедушка, который был в этот день среди молящихся, рассказывал мне, что Голда прошла мимо него. Он сказал ей “в будущем году в Иерусалиме”, но посол Израиля не смогла ответить ему – ее глаза были полны слез. По пути из синагоги огромная толпа евреев сопровождала Голду по одной из главных улиц Москвы, недалеко от здания ЦК и Комитета госбезопасности на Лубянке.
Такое массовое собрание людей было беспрецедентным для сталинской Москвы, жители которой, разумеется, и думать не могли о каких-то спонтанных демонстрациях или шествиях. Реакция властей не заставила себя ждать: большинство еврейских учреждений в Советском Союзе были закрыты, начались репрессии, и власть ясно дала понять евреям, что Израиль навсегда останется для них далекой мечтой.
Однако сами евреи решили иначе. Визит Голды Меир в московскую синагогу приобрел со временем эпическое значение в самосознании евреев СССР. Сама синагога, как магнит, притягивала евреев всех возрастов и взглядов – религиозных и светских, тех, кто не знал, что такое “сионизм”, и тех, кто уже стал сионистами.
Через семь лет после визита Голды брат моего деда Эли Гоберман был арестован за встречу с израильскими дипломатами. Дипломаты были высланы из СССР, а Эли на долгие годы отправился в Сибирь. После освобождения он репатриировался в Израиль. За ним и вместе с ним пошли сотни, затем тысячи и, наконец, сотни тысяч репатриантов. Визит Голды в московскую синагогу был позже увековечен на израильской банкноте с ее портретом.
Сегодня посольство Израиля в Москве ведет активную и очень важную деятельность. Наши отношения достигли невиданного ранее уровня, став по-настоящему близкими и особенными. Москва хранит память о Голде Меир, и наше посольство провело в сентябре 2018 года специальные мероприятия в ее честь.
В ходе своего визита в Москву 27 февраля 2019 года премьер-министр и министр иностранных дел Израиля Биньямин Нетаньяху продолжил традицию, заложенную Голдой Меир. Завершив важную для безопасности Израиля и Ближнего Востока, а также для развития двусторонних отношений встречу с президентом России Владимиром Путиным, глава израильского правительства встретился с лидерами еврейской общины Российской Федерации. “То, что у Израиля такие хорошие отношения с одной из самых сильных мировых держав, немаловажно”, ‑ отметил премьер-министр Нетаньяху на этой встрече. “Но мы заботимся не только о себе, мы заботимся о евреях, где бы они ни находились”.
Наши дипломаты по всему миру продолжают поддерживать тесные связи с еврейскими общинами. В дни радостей, и особенно в дни невзгод, израильские дипломаты напоминают всем, что мы, евреи, ‑ один народ.
Борис Морозов: Голда Мейерсон ‑ Первый Посол Израиля в Москве (исторический комментарий)
Эссе Якова Ливне посвящено визиту группы дипломатов из буквально накануне открытой израильской дипломатической миссии в СССР во главе с Голдой Меир (Меерсон) в Хоральную синагогу г. Москвы в праздник Рош Ха-Шана (начало нового, 5709 года по еврейскому календарю), который по гражданскому календарю в тот раз приходился на 4 октября 1948 года. Именно это событие осталось в историографии и народной памяти в качестве основного и едва ли не наиболее значимого сюжета пребывания Голды в СССР в качестве посла.
Остальные события ее сравнительно короткой, всего 30-недельной дипломатической каденции, в профессиональной и дипломатической литературе нередко остаются «за кадром», в том числе и потому, что один из нередко упоминаемых в части таких публикаций мифов утверждает, что успех ее деятельности ограничивается «волной энтузиазма и солидарности с Израилем» советских евреев, последствия которой, в условиях сталинского режима, для многих их них (в том числе и двоюродного деда Якова Ливне) были весьма проблематичными. В остальном ее миссия, согласно таким свидетельствам, оказалась «провальной», несмотря на то что именно советская сторона, по другому устоявшемуся мнению, «лоббировала» перед Иерусалимом назначение Голды Меерсон (Мейерсон, в тогдашней советской транскрипции) послом.
Но так ли это на самом деле?
Итак, 15 мая 1948 года Министр иностранных дел Временного правительства Израиля Моше Шарет (Черток) прислал В.М. Молотову телеграмму, в которой проинформировал его о том, что 14 мая 1948 Национальный Совет еврейского государства (на основании резолюции Генассамблеи ООН от 29 ноября 1947) провозгласил образование независимого еврейского государства в Палестине – Государства Израиль, выразил благодарность СССР за поддержку образования государства в ООН и высказал просьбу об официальном признании вновь созданного государства Советским Союзом.[2]
18 мая 1948 в ответной телеграмме Молотов проинформировал Шарета о том, что Правительство СССР приняло решение об официальном признании Государства Израиль и выразил уверенность в успешном развитии дружественных отношений между Советским Союзом и Израилем. 25 мая Шарет получил ответ Молотова, содержащий согласие правительства СССР на учреждение миссии Государства Израиль в Москве во главе с посланником или поверенным в делах, включая и исполнение консульских функций, и, в свою очередь, готово учредить в Тель-Авиве советскую миссию».[3]
Видимо, Шарет не сомневался в положительном ответе, поскольку уже 17 мая, накануне отъезда Голды Мейерсон в Нью-Йорк, впервые заговорил с ней о возможном назначении: «- У меня никого нет для Москвы, – говорил он, очень озабоченный. – Ну, слава Богу, этого ты мне предложить не можешь – сказала я. – Я-то русского языка почти не знаю. Собственно говоря, это не имеет значения, – ответил он. “Почему всегда я?” – пожалела я себя. Подумать только – Россия, откуда я уехала маленькой девочкой, которая не оставила у меня ни одного приятного воспоминания! В Америке я занималась реальным, конкретным и практическим делом, а что я знаю о дипломатии? Но я понимала, что Шарет заручился согласием Бен-Гуриона, а уж Бен-Гуриона не смягчишь никакими личными просьбами… И я, после короткого обмена телеграммами и телефонными звонками, ответила Шарету согласием, хоть и без особого энтузиазма.[4]
Сегодня можно только предполагать, что стало причиной этого назначения. После удачных акций по сбору средств на нужды еврейского государства в США кандидатура Меерсон еще в марте 1948 года обсуждалась при формировании Временного правительства. Но 6 марта Бен-Гурион, который очень высоко отметил ее деятельность в Америке, заключил, что на получение поста министра у нее нет шансов, хотя, впрочем, и пообещал при первой же возможности вернуть ее из Москвы и ввести в состав правительства.[5]
В своих мемуарах Г. Меир пишет о том, что советская сторона как бы намекнула на желательность ее кандидатуры, что и было учтено Израильским руководством. В действительности, видимо, все обстояло несколько иначе. Информация о назначении Г. Меерсон была получена в Москве в конце июня 1948. А 23 июня замминистра иностранных дел А.Я. Вышинский направил Министру ГБ В.С. Абакумову письмо с данными о Голде Меерсон, переданными Эпштейном, и попросил проверить, что органам известно о ней и не имеется ли каких-либо препятствий к допуску ее в СССР в качестве посланника Израиля.
Проведенная Абакумовым проверка позволила выявить лишь самые общие сведения о ее деятельности в качестве одного из руководителей партии «Мапай» и избрании ее членом исполнительного комитета Еврейского агентства для Палестины. Украинская ГБ позже, в ноябре, доложила, что по записям книг киевских синагог Меерсон Голда Мойшевна 1898 года рождения не значится.[6] Это подтверждает, что в Москве в это время вряд ли лоббировали кандидатуру Меерсон, о которой практически ничего не знали, а скорее пытались выяснить, приедет ли она, в связи с паузой, возникшей по причине ее госпитализации в Нью-Йорке из-за перелома ноги в результате автомобильной аварии.
Еще до возвращения Голды Меерсон из США в Израиль МИД начал формировать состав посольства. В официальном списке членов миссии (включая членов семей) упоминается только 21 человек.[7] Заместителем Голды стал советник Мордехай Намир,[8] ветеран правящей партии Мапай, впоследствии ставший послом. Никаким опытом работы в дипломатическом представительстве никто из членов миссии не обладал и никаких традиций организации жизни посольства в Израиле просто не существовало.
Перед миссией руководством МИД Израиля было поставлено несколько задач. Наиболее важными были установление дружественных рабочих отношений с МИД СССР, выяснение возможности получения остро необходимого Израилю оружия, получение поддержки Израиля со стороны «восточного блока» в ООН по вопросу репатриации евреев в Израиль и установление контактов между Израилем и еврейским населением СССР. Как можно заметить, «еврейская тема» в этом списка была важной, но далеко не единственной, и, скорее всего, не первоочередной, хотя уже 15 сентября 1948 года Мейерсон обсуждала с заведующим Отделом стран Ближнего и Среднего Востока МИД СССР И.Н. Бакулиным «насущную необходимость иммиграции евреев в Израиль, указав на возможность принять 1 миллион человек в течении 5 лет».
В Израиле прекрасно понимали, что вопрос о возможности репатриации евреев из СССР не может быть поставлен перед советским руководством, поэтому, чтобы не раздражать МИД СССР, зондаж должен был ограничиться темой о разрешении репатриации из стран Восточной Европы и решением отдельных вопросов, связанных с выездом в Израиль одиноких престарелых родственников подданных Израиля. Однако непохоже, что у самой Голды и ее коллег были какие-то далекоидущие иллюзии на этот счет.
В ситуации обострения холодной войны Советское правительство не до конца понимало, как, собственно, относиться к Израилю, как к дружественному государству или стране с враждебной СССР сионистской идеологией. В итоге Израиль получал поддержку на международном уровне, но одновременно СССР проводил традиционную антисионистскую политику. Потому и попытки Голды официально ставить вопрос о возможности воссоединения семей не имели успеха, а усилия установить связи с советскими евреями наталкивались на противодействие официальных органов. Точку в этом диалоге с властями поставил заместитель Министра иностранных дел СССР В.А. Зорин, который 7 февраля 1949 года во время встречи с Голдей Меерсон сделал ей устное заявление относительно «незаконной деятельности миссии, побуждающей советских граждан к выходу из советского гражданства» и относительно рассылки израильского информационного бюллетеня общественным организациям и частным лицам. МИД СССР настаивал на прекращении этой деятельности.
Однако и мнения на предмет того, что “борьба за право советских евреев на эмиграцию, которая раздражала Сталина и, якобы, стала причиной постепенной смены курса Москвы в отношении Израиля” и потому “была принесена израильтянами в жертву на алтарь усилий по установлению стратегического партнёрства с СССР”, похоже, также далеки от реальности. На практике, усилия израильской миссии продвинуть темы, напрямую не связанные со статусом и правами еврейского населения СССР и его сателлитов, но в перспективе гарантирующие СССР “веское слово” в делах Израиля и ситуации вокруг него, не увенчались успехом именно из-за отсутствия готовности к ним советской стороны.
Это касалось и предложений о партнерстве на сессиях Генассамблеи ООН, и темы закупки советских (и трофейных германских) вооружений, и обучения израильских офицеров в военных учебных заведениях СССР, и возможности получить специальную военную литературу и присутствовать на военных маневрах Советской Армии. Как писал в последствии Мордехай Намир, ни на оно из этих израильских предложений никакой реакции не последовало.[9] Наоборот, поставки оружия из Чехословакии были приостановлены, и была закрыта школа, готовившая пилотов для Израиля в Праге. Особенно ситуация обострилась после получения Израилем займа от США в январе 1949, который рассматривался Москвой как некий “поворот к Западу”, хотя, при здравом размышлении, этот шаг можно было воспринимать как вынужденный, при отсутствии соответствующей готовности со стороны Москвы.
Сотрудники миссии были потрясены изоляцией дипломатического корпуса от населения страны. Дипломаты рассматривались властями как потенциальные шпионы и какие-либо несанкционированные контакты с ними могли быть чреваты для советских граждан тяжелыми последствиями. Торговля между СССР и Израилем практически не велась, консульская деятельность по выдаче виз отсутствовала, и сотрудники миссии могли реально контактировать только с сотрудниками МИДа по делам или с дипломатами других стран.
Именно этот список нерешенных вопросов впоследствии ставился в вину лично Меерсон. Согласно этой версии, восходящей, вероятнее всего, к ее заместителю Намиру (который в послании Шарету писал, что она “возвратилась домой, так как потерпела неудачу в осуществлении своей миссии”[10]) и поддержанной историками и биографами, Голда Меир, по причине незнания русского языка, не могла выполнять свои функции в полном объеме, не была заинтересована в этой работе и рвалась назад в Израиль при первой возможности. Во многом это подтверждается воспоминаниями самой Голды, которая никогда не скрывала, что чувствовала себя в Москве не в своей тарелке. Ее раздражали требования протокола, а ее деятельная натура не находила себе должного применения в Москве. Однако анализ проведенных ею встреч с представителями советских ведомств разного уровня показывает, что их количество вполне сравнимо с встречами, проведенными послом СССР в Израиле Ершовым за аналогичный период. Сопоставима также и организационная деятельность по налаживанию работы миссии. Записи показывают, что Голда была очень настойчива и последовательна в своих попытках решения поставленных перед ней задач. Что касается того, что эти задачи, оказались невыполнимыми, то здесь сыграли роль не личные качества Голды как посла, а скорее определенное разочарование советского руководства в Израиле.
Тем не менее, она сумела организовать работу миссии в СССР в достаточно сложных условиях, а благодаря посещениям синагоги, вызвавшим массовые проявления солидарности советских евреев с Израилем, стала, как теперь говорят “знаковой фигурой”, символом начала советско-израильских отношений.
[1] Переработанная и уточненная версия текста, опубликованного на иврите в газете “Исраэль ха-Йом” [Израиль сегодня], 6 сентября 2018 г.
[2] Советско-израильские отношения, т.1, кн.1, сс.304-305, М., Международные отношения, 2000.
[3] Там же, сс.305, 307-308.
[4] Голда Меир, Моя жизнь, “Гешарим”, Иерусалим, 2017, с.249-250. В автобиографической книге Г.Меир дата не указана, но из ее политической биографии известно, что улетела она 18 мая. См.: Meron Medzini, Golda: Political Biography, “De Gruyter”, Oldenburg, 2017, p.175.
[5] Golda: Political Biography, p.183.
[6] См. приложение к статье Г.Костырченко “Голда Меир ‑ первый посол Израиля в Москве”, док.1,2,4 – https://lechaim.ru/ARHIV/123/arhiv.htm
[7] АВП, ф.57, опись 31, папка 70, д.14, лл.1-3.
[8] Намир (Немировский) Мордехай (1897-1975) – израильский политический деятель, в 1949-1950 годах – Посланник Израиля в СССР, с 1951 по 1969 – депутат Кнессета, в 1956-1959 – Министр труда, с 1960 по 1969 – мэр Тель-Авива.
[9] Namir, Interlude in Moscow (1948–1949), pp. 52–56.
[10] Советско-израильские отношения, т.1, кн.1, с.490.